…Утром голодная и испытывающая невыносимую жажду, я приехала «сдаваться» в больницу. Нас, поступающих, около 20 человек. В отделение не пускают без бахил и масок; вместо чемодана на колесиках приходится тащить тяжелые сумки с личным снаряжением (через весь больничный парк, потому что такси на территорию больницы не пускают). На чемодан бахилы не оденешь – поэтому сумки. Зато МОЖНО пройти в ХИРУРГИЧЕСКОЕ отделение, находящееся на карантинном режиме, в верхней одежде (ее сдать некуда – гардероба в корпусе нет), в которой мы тащились через всю Москву городским транспортом.
И вот, мы сидим в маленьком открытом холле примерно 8 квадратных метров 20 человек с сумками и снятыми шубами, в бахилах и масках, дышать нечем — дико душно. Но нас заставляют напяливать маски на нос – грозя видеокамерой в коридоре. Жаждущие и голодные в ожидании регистрации, мы смотрим, как по коридору, словно бледные тени, в больничной одежде ползут прооперированные накануне женщины с всклокоченными волосами, с торчащими из их тел трубками дренажей и катетеров с мешочками, в компрессионных чулках, испачканных кровью. И потихонечку наползает жуть.
Время от времени к кому-то из нас подходит какой-нибудь врач за выяснением анамнеза. Женщина, находясь в толпе посторонних, должна ответить с какого времени у нее начались месячные, половая жизнь и сколько абортов у нее было… Мы стараемся тактично отвернуться, сделать вид, что не слышим.
Это я куда попала?! На тридцать лет назад?! Опять вот в ЭТО?! На меня наползает паника. К этому добавляется то, что отделение закрыто на замок. Из него не выйти свободно — карантин.
Выясняется, что сначала мне нужно к заведующему, своему хирургу – он должен мне выписать направление. В его кабинете у меня начинается нервный срыв – я не могу говорить, меня душат рыдания.
Он с удивлением поднимает на меня глаза с немым вопросом «в чем дело, коллега, врач должен быть хладнокровным», сквозь слезы я шепчу:
— Извините! Это флешбэк эпизод. Тридцать лет назад… Я рассказываю ему свою историю. Удивительно. Он проникся! (Так мне показалось), даже посочувствовал:
— Они что, садисты? – и рассказал, как жене знакомого совсем недавно собирались во Владивостоке делать КС без наркоза и анестезии, пришлось звонить «разруливать».
— Да, — киваю я, — нам «замкадышам» не позавидуешь, хоть здесь в Москве цивилизация. («Цивилизация» в данном контексте означает, что болезненные медицинские манипуляции и операции в Москве делают под наркозом, и только такие на которые пациент ИНФОРМИРОВАННО ПОДПИСАЛСЯ).
Светило отправил меня на дополнительное УЗИ и вынес вердикт:
— Разделим операцию на две, чтобы не делать открытую. Сначала возьмем биопсию и сделаем малую операцию (там кроме большой опухоли есть еще одна опухоль, явно травматического характера, произведенная медицинскими инструментами (об этом мне сказал больничный узист)), а второй раз удалим опухоль на крестцовом сплетении через лапароскоп.
— А сразу нельзя? – робко спрашиваю. Две операции не входили в мои планы. Но я не хозяйка заводить здесь свой устав, да и лапароскопическая операция лучше открытой.
— Нет, в вашем возрасте нельзя, только после результатов биопсии будем делать большую… Сегодня не пили? Хорошо, идите переодевайтесь, вас позовут.
Мне дали одноместную палату. Хороший шкаф для вещей, отсек с душем и туалетом с умывальником, холодильник (!). Хорошо быть «блатной барыней»: я уже видела, что в других палатах по восемь — десять коек :)
Переодеваюсь в больничное. Состояние как в одиночной камере, но тут я вспоминаю храпящего соседа по купе в поезде и думаю – одной все же лучше. Спасает айфон и разговоры с близкими. Хорошо взяла ноут, интернета в больнице нет, но у меня есть записи фильмов и целая библиотека в ноуте – надо занять мозги. С айфона не люблю читать – мне мелко.
Меня вызывают в процедурный кабинет: сдать анализ на АТ к ковиду.
Больших размеров медсестра, примерно моя ровесница (здесь я назову ее Галей), накладывает мне венозный жгут. В этот момент кто-то кричит – «Женщина упала!». Галя кидается в коридор, оставив жгут на моей руке. Не беда, я знаю, как они снимаются – эти специальные жгуты. Через какое-то время медсестра возвращается:
— Ну, зачем её подняли?! Не можешь встать еще – лежи! А их заставляют рано вставать после операции, они потом сознание в коридоре теряют, головой о кафельный пол бьются… Хорошо, что вы жгут сняли – извините!
— Ничего, бывает…
НИЧЕГО БЫВАЕТ – относилось к жгуту, а не к тому, что после операций женщины в коридорах теряют сознание. Что-то ту не так… Я начинаю понимать, почему мне при регистрации на руку одели бирку с именем фамилией и номером истории болезни – хорошо хоть не зеленкой на бедре написали (как это делают с трупами) и не на предплечье номер как узнику Дохау.
Я возвращаюсь в палату. Боже! Как хочется пить! Уже двенадцать часов, а за мной все не приходят… В два я не выдержала и пошла в туалет хотя бы прополоскать водой рот, за этим занятием меня и застала ординаторша (врач-стажер).
— Я не пила, только рот прополоскала… У меня диабет, я очень тяжело переношу обезвоживание.
— А ничего, можете пить, вам перенесли операцию на завтра. Вы можете немного поесть в обед, не ужинайте и не пейте после 10 вечера. Я пришла анамнез собрать…
А РАНЬШЕ нельзя было об этом сообщить?! То есть я всю ночь и полдня промаялась жаждой зря?! То есть еще на сутки голод и без воды? Она неумело задает мне вопросы, боясь отойти от стандарта хоть чуть-чуть. Я не укладываюсь в ее стандарт, она смущается (я внутренне посмеиваюсь). Затем она задает мне последний вопрос:
— Что пьете от гипертонии?
— А у меня нет гипертонии!
Хочешь – проверь! Что же ты с собой тонометр не взяла, доктор?
На обед в 15:00 принесли картофельный суп, холодную омерзительно жирную котлету непонятного происхождения, с рисом, сладкий компот – всё то, что мне нельзя . Ребята! А как насчет стола №9 для диабетиков?! 21-ый век на дворе!
А как омерзительно воняет эта стряпня! Как можно так испортить продукты?! Брр! Это невозможно есть даже с голодухи! У меня были яблоки и киви, которые мне заботливо положила с собой моя сестра Лиза, у которой я остановилась в Москве. Она же положила мне 2-х литровую бутылку с минералкой (я не взяла много еды из расчета, что есть все равно не придется, не знала же, что операцию перенесут).
Я всегда считала, что кормежка в наших больницах – сплошная профанация и способ для персонала бесплатно откармливать свиней. Один мой знакомый хирург так и делал – держал у себя на даче свиней в голодные 90-е. Все равно эту «жрачку» человеку есть невозможно. Одна надежда на родственников и друзей – не дадут умереть с голода.
Никто, конечно, и не рассчитывает в обычной городской, хоть и московской больнице на ресторанное питание, но сегодня уже кормить людей помоями хуже, чем в советские времена – это, пожалуй, через чур.
Хорошо – сделайте больничную кухню платной, но пусть она БУДЕТ такая, чтобы это хотя бы было съедобно. Кстати, вопрос питания также касается школ. Вы видели, чем кормят наших детей и сколько это стоит?.. Ну, это отдельный разговор, больше к теме системы образования, здесь: Основы Деятельного Образования.
Ладно! Пойду налью себе кипятка, я предусмотрительно взяла с собой кружку-термос и чай в пакетиках, должен же у них тут быть кулер с горячей и холодной питьевой водой, как во всех современный заведениях. НЕТ! Кулера нет! Есть оловянные, примерно пятидесятого, а может еще довоенного года рождения три чайника с корявой красной меткой масляной краской «Гин. Отд.» Их вскипятили утром, и конечно они уже холодные. Так, чай я попить и не смогу…
Да-а-а! Странная больница… Пожалуй, даже в нашем П. гораздо современнее. Я как будто попала в далекое прошлое. Я начинаю себя уговаривать: «Ну, плевать! Ты же не в частную клинику попала, и платишь ты не за телевизор в палате, а за руки хирурга. Тут на него все чуть не молятся. Правда, надо признать, что организация дел у них тут ниже плинтуса. Интересно, дадут мне хоть на ночь какой-нибудь транквилизатор?»
В палату просовывается женская голова:
— Вечерний обход! Жалобы есть?
Я даже не успела воздуха набрать для ответа, как голова исчезла за закрывающейся дверью. Ясно! Транквилизатора не будет. Я пью свои необходимые лекарства и заодно капли Зеленина (хорошо, что захватила с собой). Они содержат атропин – для премедикации подойдет. Жаль, валокордин в состав которого входит фенобарбитал — не взяла. А вам — на заметку!
Промаявшись ночь, я встала утром и пошла в душ. Заходит вчерашняя ординатор, маленького росточка молоденькая девочка:
— Оденьте носочки и пойдемте!
Про носочки мне никто ничего не сказал, хорошо, что интуиция не подвела, и я взяла их с собой. Но капли Зеленина выпить не успела… Но должны же они мне дать хоть какое-то успокоительное!!!
Поднимаемся на лифте в операционную, она на последнем этаже здания. Меня трясет от ужаса, изо всех сил я стараюсь держаться. Ну, сделайте мне хоть какую-нибудь премедикацию! — про себя молю.
Для справки:
Премедикация — введение медикаментозных средств перед операцией с целью снижения частоты интра- и послеоперационных осложнений. Премедикация необходима для решения нескольких задач:
• снижение эмоционального возбуждения;
• нейровегетативная стабилизация;
• снижение реакций на внешние раздражители;
• создание оптимальных условий для действия анестетиков;
• профилактика аллергических реакций на средства, используемые при анестезии;
• уменьшение секреции желез.
Для премедикации используют следующие основные группы фармакологических веществ:
• Снотворные средства (барбитураты: этаминал натрий, фенобарбитал, бензодиазепины: радедорм, нозепам, тазепам).
• Транквилизаторы (диазепам, феназепам). Эти препараты оказывают снотворное, противосудорожное, гипнотическое и амнезическое действие, устраняют тревогу и потенцируют действие общих анестетиков, повышают порог болевой чувствительности. Все это делает их ведущими средствами премедикации.
• Нейролептики (аминазин, дроперидол).
• Антигистаминные средства (димедрол, супрастин, тавегил).
• Наркотические анальгетики (промедол, морфин, омнопон). Устраняют боль, оказывают седативный и снотворный эффект, потенцируют действие анестетиков.
• Холинолитические средства (атропин, метацин). Препараты блокируют вагусные рефлексы, тормозят секрецию желез.
Премедикация чаще всего состоит из двух этапов. Вечером, накануне операции, назначают внутрь снотворные средства в сочетании с транквилизаторами и антигистаминными препаратами. Особо возбудимым больным эти препараты повторяют за 2 часа до операции. Кроме того, обычно всем больным за 30-40 минут до операции вводят антихолинергические средства и аналгетики.
Перед плановой операцией обычная схема премедикации включает в себя:
На ночь накануне — снотворное (фенобарбитал — 2 мг/кг) и транквилизатор (феназепам — 0,02 мг/кг). Утром в 7 утра (за 2-3 часа до операции) — дроперидол (0,07 мг/кг), диазепам (0,14 мг/кг). За 30 мин до операции — промедол 2% — 1,0, атропин (0,01 мг/кг), димедрол (0,3 мг/кг). (Источник — медицинский портал https://medforo.ru/articles/10/ раздел: хирургия).
В «предбаннике» ко мне подходит дяденька с явно алкогольным и плеторным хабитусом (хабитус — характерные внешние признаки болезни, плетор — полнокровие, характерный вид больного гипертонической болезнью), я уже знаю – это анестезиолог.
— Сделайте мне премедикацию, — умоляюще скулю я.
— Да, ладно! Не трясись! Сейчас все равно наркоз будет!
— Я не могу успокоится! У меня анамнез осложненный, мне страшно. Я не выдерживаю…
Мой скулеж не производит на него впечатления.
— Какие препараты пьете от давления?
— Никакие! Нет у меня гипертонии! Всё есть, вагон и маленькая тележка, но гипертонии – нет!
Мне протягивают подписать документы для информированного согласия на операцию и наркоз. Я привожу коллегу в изумление, что внимательно читаю, прежде чем подписать.
— Врач что ли?
— Да. Невролог.
— Аааа, ну, тогда понятно…
ЧТО? Что ему понятно? Что другие пациенты подписывают себе приговор не глядя? Что понятно? Что все бояться перед операцией, и это настолько банально, что у вас тут не принято себя премедикацией напрягать?
В общем, м-да… Попала, так попала…
Продолжение следует.
Изабелла Воскресенская
rodi@navyki-pokoleniy.ru
ПС. С каких это пор в хирургии (и не только в ней) стало принято игнорировать психическое (эмоциональное) состояние пациента??? Тома написаны еще со времен Н.И. Пирогова о том, как психическое состояние влияет на прогноз выздоровления! Почему в больницах как будто нарочно все сделано так, чтобы не улучшить, а максимально ухудшить состояние пациента?!!
Я понимаю, это моя личная ошибка! Увидев весь этот бардак, я не связала это с личностью своего хирурга, который является заведующим этим отделением. А зря! Правильным решением было бы уйти до операции. Просто взять и уйти! Операция же плановая, можно и нужно было отложить, и искать ДРУГУЮ БОЛЬНИЦУ и ДРУГОГО ВРАЧА. Это было бы разумным и правильным решением. Часто ли нам удается послушать свой внутренний голос и принять правильное решение? Не всегда. Вот и я в этот раз ПОПАЛА. Жива-здорова конечно, физически. Но эмоциональные травмы так быстро не проходят… И я не про «невкусную» еду сейчас говорю, это незначимые цветочки, а значимые ягодки еще впереди! Хорошо, что у меня есть поддержка близких и знания практик передовых психотехнологий! А как люди справляются без всего этого после подобного кошмара систем медицины и образования — я даже не представляю…